О Париже и французах 04.05.2021 – Вы как-то сказали, что «Иерусалим грязноват», и это было воспринято в штыки. Но будет ли справедливо сказать то же самое о Париже? – Будет, согласен. Местами… – Об этих местах и о многом другом красноречиво написано тем же Зюскиндом. А до него Карамзин сказал: «Зажмите нос и закройте глаза…» – «…Ближе, ближе, — завоняло! Ура!!! Мы приехали!» (Смеется.) Да, но это старый Париж. – Я слышала, что и о новом нелестно отзываются современники. Как Вы относитесь к таким высказываниям о своем любимом городе? Банально, но какими аргументами будете бить? – А я не буду бить. Если это правда, аргументы ни к чему. Можно только объяснить историческими фактами. Другое дело, когда мне говорят: «Париж уже не тот!» А я смеюсь и отвечаю: «„Не тот" — это какой? Вы помните, какой он был? Вы имеете в виду 20-е? 30-е? 40-е? Оккупационные? Послевоенные?» Это говорят люди, которые второй раз едут в Париж, новорусские, которые помнят лишь то, что в первый раз, когда там побывали, меньше была эмиграция. Если говорить о русских нуворишах (да и вообще о русских), то для них характерен расизм — застарелое с оттенками национализма и шовинизма отношение к людям другого цвета кожи, веры и культуры. Конечно, Париж изменился, но это видно людям, знающим настоящий Париж! Когда я был маленьким мальчиком, мы часто ездили на ЮБФ — южный берег Франции. Помню, тогда там никого не было: тишь да гладь и знаменитый Лазурный Берег, населенный французами. Моя тетя, которая недавно скончалась в возрасте 96 лет, с ностальгией вспоминала те времена. Из русских Лазурный Берег посещали богатые аристократы, кстати, там бывали и русские писатели, поэты… С тех пор многое изменилось. Вдруг французская Ривьера оказалось очень притягательным местом не только для нуворишей, но и для людей со средним достатком. Пляжи вечно забитые, где люди лежат друг на друге, как тюлени. Да, Париж изменился, потому что мир изменился. Остались анклавы для людей, могущих себе их позволить на том же южном берегу Франции. И для аристократов это, конечно, все очень неприятно. Ну что поделаешь, друзья мои, мир сильно меняется! – Владимир Владимирович, а характер французов тоже меняется? Они известны своей надменностью, чопорностью. Когда говоришь с ними на французском… – Это имеет значение. – Да. Многим думается, что французы не настолько тонки и чувственны, как кажется на первый взгляд. Как можно прикоснуться к французской душе? – Во-первых, нужно определить, что мы имеем в виду, говоря о чувственности и духовности. Если духовность — это сопереживание, угрызение себя, вечные страдания по поводу всего происходящего вокруг — тогда да, это не о французах. Но если прочитать французскую литературу, которая является отражением духа нации, начиная с Рабле и заканчивая Сент-Экзюпери, как можно сказать, что это не тонкая и не духовная нация? Она обнажает те философские и бытовые вопросы, которые присущи духовным людям. Вот американцы не очень духовный народ. Я думаю, потому что они очень молодые и мало страдали. А это необходимое требование духовности. Это меняет содержание нации и ее заботы. Кроме того, в рамках определения и понимания духовности важен и религиозный аспект. Например, можно бы сказать, что скандинавские народы: шведы, датчане, норвежцы и даже финны, которые не скандинавы, но близки к ним, — не особо духовные народности. Их религия в значительной степени — это протестантизм, где индивид гораздо меньше замкнут на Боге. Если я протестант, Бог будто бы сидит со мною рядом и я с ним разговариваю. Католицизм — это другое. А уж православие совсем иное. В православии подчеркивается твое ничтожество перед Богом, подавляется стремление к успеху, утверждается, что настоящая жизнь начнется, когда текущая кончится. Другими словами, как человек ты ничто, ты червь. Быть может, это то, что мы называем духовностью. Хотя мне эта мысль крайне несимпатична, потому что в данной трактовке нет позитива. – Французы, кстати, позитивны. – У французов есть прекрасное, но далеко не литературное выражение «de merder» — выйти из, простите, говна. И для французского менталитета очень характерно выходить из подобной ситуации. Когда мой отец во время войны был во французской армии, их как-то посадили на поезд, привезли в Париж, и, выйдя на перрон, они наткнулись на забор и табличку со стрелкой, где на немецком было написано «verboten», что означает «запрещено». Все обогнули этот забор и ушли по стрелке, и лишь французы заявили: «Ага, ферботе́н. Значит, туда двигаем! Туда!» То есть для них, раз нельзя, значит, можно! Причем им удается оставаться безнаказанными. Текст: Анна Рафаэлли для Фото: Роман Разуменко Найти: Программа «Познер» Последние публикации Разное видео Ответы на вопросы «Познер Online» в соцсетях © 2021. Официальный сайт Владимира Познера Полное использование материалов сайта возможно только с разрешения редакции сайта или соответствующего правообладателя. Цитирование материалов сайта допускается в объеме, оправданном целью цитирования, при этом ссылка на источник должна содержать указание на https://pozneronline.ru/ и являться гиперссылкой на сайт или на страницу конкретного материала. 18+
Источник: https://pozneronline.ru/2021/05/32677/
0 коммент.: